И песню «Мы красная кавалерия, и про нас Не помню, чтобы употреблялось хмельное, и потому беседы отца с Иваном Ильичом были и понятны, и интересны всем. Нужно будет как-то объяснить отлучку, сказать, наверное, неправду, которая будет его мучить. Дружба с Колей Долголевым была, казалось, надежная. Так появились в семье тогда еще не всем известные «Мы — кузнецы и дух наш молод», «Марш Буденного», «Вихри враждебные», «Спускается солнце за степи», «Замучен тяжелой неволей» и другие. Теперь у Александра появился близкий друг — Николай Долголев. Его жизненный путь оставляет много вопросов, ответы на которые до сих пор не найдены. Я впервые услышал имя Карла Маркса, о котором Шура тогда же поведал, что это великий вождь рабочих и трудящихся всего мира и что Ленин — продолжатель его учения. Кличку-то ты придумал ловко! Подвезли осиновых бревен, наняли плотников, и вскоре сруб был сооружен и обрешечен. Когда же мы оказались в школе, ее отставание стало сразу замечено, она не могла учиться,. Михайло Матвеевич Вознов доводился нам дядей — его супруга Екатерина Митрофановна являлась родной сестрой нашей матери. Но ничто, видимо, не остается постоянным. Вот как-то послали его к соседям Савченковым одолжить соли.
Ежегодный доклад Уполномоченного по правам человека в Свердловской области под- готовлен на основе анализа поступившей Уполномоченному в году почты. год был годом летия академии, поэтому й выпуск «Музейного вестни- ка» продолжает рассматривать эту тему. В сборнике сохранена большая часть.
Вставай, мой дорогой! Мы играем в камушки на куче песка у колодца. Земельного надела Гордей Васильевич не имел. По его же предложению в честь неизвестного нам прадеда назвали мальчика Васей. Но смысл этого слова недостаточно полно передает своеобразие написанного Иваном Трифоновичем Твардовским. В тот период, хотя, кажется, не часто, но нет-нет да и появлялись в смоленских газетах стихи за подписью «А. Солнышко уже взошло!
Тут даже в ненастье было сухо. Первым заметил отец, который обнаружил на чердаке хаты запрятанный под стрехой сверток исписанных листов почтовой бумаги. Терпимо там было лишь летом, но и тогда грустно смотреть: уж очень походил брат на какого-нибудь изгнанника или отшельника. Хотя знаю я и помню, что жили еще хуже, беднее нас. Возвращался домой отец вместе с учителем и Шурой. Ни одна литературная страница смоленских газет не оставалась у нас непрочитанной. Но в одном можно быть совершенно уверенным — Андрей Кнауф является незаурядной личностью и инноватором в горнозаводской и металлургической промышленности Урала, оказавшим положительное влияние на развитие последней. Поздно уже стало начинать сначала. В одном случае утверждалось, что он — поляк, а в другом — что он лишь служил в Варшавской крепости. Изготовление топоров считалось у отца особо серьезным делом. Он даже приостанавливал лошадь и любовался царством птиц, обращал внимание на особенность жизни этой деревни, ее людей, с одобрением отмечал, что эти — по-настоящему русские, раз они так любят природу. В начале двадцатых годов кузницы у отца не было. Вспоминается письмо брата Константина. Слушали его с трепетным вниманием, что и было рассказчику желанной наградой.
В душе он был бы рад, если бы что-то получилось, но как ему было поверить, что сын и вправду станет писателем? Тихобаева Л. Во втором своем сыне отец по всем нормам тогдашнего быта имел право видеть такого же помощника, каким был всегда рядом с ним первый. Неудобно как-то! Наше пристрастное мнение о стихах брата создавалось, видимо, под влиянием отца. Не было заметно, чтобы он вспоминал о них, не получал и писем. Как правило, брал отец с собой того из нас, кто отличился чем-то хорошим — старанием в работе, безупречным поведением, умением что-то смастерить, то есть как бы поощряя за заслуги и ставя в пример остальным. И все как-то споро, с желанием, с любовью.
Уж очень сильно, просто оглушительно, умели хлопать такими кнутами пастухи. Основная же сложность, как считал отец, заключалась в том, чтобы за минимальное количество нагревов получить правильный обух, его ударную часть определенной толщины и размера, строго одинаковой толщины щечки, совершенно правильной и точной формы отверстие для насадки на топорище с учетом его соотношения с главной, рубящей частью топора — лезвием. И, как показало время, не лишен был противоречивости в течение всей жизни. Маленькие, расколотые специальными щипцами кусочки сахара были для нас, детей, настоящим лакомством. И опять возвращалась, делилась новостями, впечатлениями и, как прежде, входила в жизнь нашей семьи.
Всего же дороже было то, что отец остался доволен найденным местом. Тем временем Шура зашел с другой стороны, взялся за рукоятку, и И недаром об отцовской кузнице будет позднее сказано братом в поэме «За далью—даль»:. Александр всегда с нетерпением ждал почту. Мы, дети, ждали и подсчитывали дни, сколько до того желанного момента, когда стол будет накрыт по-праздничному, все будут отдыхать, каждому мать даст несколько крашеных яичек и можно будет встретиться с соседскими ребятишками, обменяться подарками, поиграть в битки Правда, дошедшие до нас сведения несколько противоречивы. Над кроватью полати, где спали Константин и я. Ну вставай же! Traditionally, the attention of researchers was riveted to the colossal stone-cutting art products of the Imperial Kolyvan polishing factory, which was the Russian Empire diplomatic gifts and decorated the palaces in Russia and Europe. Солнышко уже взошло! Трифон Гордеевич человек очень сложный, в его характере щедрость уживалась со скупостью, доброта с безучастностью. Когда я приносил лепешку, Шура клал ее на разостланную одежку, так же делали все остальные, и братия с шумом и смехом разделяла трапезу. Все стежки-дорожки, пригорки и задворки, кустарники и болотца, усадебные насаждения и наши немудрые строения были милы и дороги.
Точно представить, что это значит, если употреблялся уголь из комлевой березовой коры, может только специалист: неподступное, слепящее, испепеляющее пламя било из шипящего пекла, в которое закладывался кусок рельса пудов пять весом. Скучал, ждал письма. К тому же, многого не хватало: не было нужных учебников, не было даже чернил, карандашей, перьев Что касается его отношения к людям, то тут надо признаться, что был он порой прямоват, неосторожен и несколько высокомерен. Так он прожил полных семь лет. Молотобойцем у него был хозяйский сын, мечтавший стать кузнецом. Сама же старалась еще попридумать что-нибудь такое: — Ах ты, Брамчик-Абрамчик! Он был по тем временам довольно-таки грамотным человеком для деревни.
К горячей лепешке прикладывался кусочек сала или даже масла. О наковальне придется упомянуть особо: была она музейной редкости, творением неких далеких мастеров. Он сам хорошо понимал, что надо что-то делать, чтобы не быть «дармоедом». Время было трудное. Но мы — я, брат Павел, сестры Анна и Мария да и Константин — категорически не согласны со столь резкой характеристикой отца. Смерть дедушки для шестилетнего Шуры была тяжкой утратой. Стихотворение же Михаила Васильевича Исаковского «Хутора», по просьбе отца, Александр читал не один раз.
Он был очень серьезен. Машина застучала, заколыхалась, а я, крича и теряя сознание, упал на ток с раздавленными пальцами левой руки. И не могу вспомнить такого случая, чтобы брат жаловался на судьбу, отнекивался, ставил бы какие-нибудь условия! Там Трифон Гордеевич работает несколько лет. Когда же изготовлялась партия, по более низкой цене, на учете каждая минута и работа ведется с предельным напряжением. В душе он был бы рад, если бы что-то получилось, но как ему было поверить, что сын и вправду станет писателем? Выдумка это оправдала себя: кузницу покрыли.
Мягкий его голос и ясная дикция, окрашенные искренним сопереживанием, были покоряющи, его хотелось слушать и слушать. Дорожная пыль была мелкой, текучей, как цемент, нестерпимо горячей, но по узким обочинам, поросшим травой, идти было не лучше. Georgy Shumkin. В другой же раз, тоже возвратясь от Савченковых, он рассказывал:. Природные задатки — другое дело, но и в них немало отцовского. Но его постоянный напряженный труд, как единственное средство борьбы со «злыдней», как называл он нехватки и недостатки, порой ожесточал его, о чем он всегда горько сожалел и в чем раскаивался. В Бесищеве, неподалеку от дороги, помнится, был какой-то парк или сад, довольно тенистый, через который проглядывал белый дом с колоннами у подъезда.
Дело еще и в том, что отец, личность увлекающаяся, любил жить с интересом для души, что. А вот дрова он умел хорошо колоть и охотно это делал — получалось как-то и просто и красиво: «га-ах! Трифон Гордеевич человек очень сложный, в его характере щедрость уживалась со скупостью, доброта с безучастностью. И совершенно точно, что чтение для Александра являлось не чем-то вроде времяпрепровождения, а именно главным источником познания жизни: прошлого, настоящего, грядущего. Лапти мои, лапоточки мои! Это исходило от отца, так он сам был воспитан. Такие утренние «прогулки» весной и летом совершал он как бы совсем не в счет своего рабочего дня. Вспоминают о прошлом по-разному Иногда приукрашивают либо его, либо себя в нем Не таковы мемуары Ивана Твардовского Здесь все правда Это творческий принцип стойкого автора — абсолютная, безусловная, чистая правда, выразить и оживить которую Иван Трифонович Твардовский считает своим нравственным долгом Видно, ему так на роду было написано — пройти этот тяжкий путь, прожить жизнь, проверившую его всеми мыслимыми и немыслимыми испытаниями, и остаться самим собой, не потерять чести и достоинства Обо всем этом он говорит с читателем просто, без художественных изощрений, а потому мудро. Возвращаясь из очередной отлучки и рассказывая о предстоящих делах, он умел приподнять в семье настроение, убедить, что дела не так-то уж и плохи, что встречи и беседы с нужными ему людьми были удачны, что все идет «слава богу». И было что-то необыкновенно интересное для нас, тогда еще совсем малых ребят: слово «учитель» содержало какое-то таинственное величие, и мы готовы были без конца рассматривать и слушать этого человека. Он должен был отлучаться, иногда не мог принять участия даже в неотложных работах по дому. Терпимо там было лишь летом, но и тогда грустно смотреть: уж очень походил брат на какого-нибудь изгнанника или отшельника. Но его постоянный напряженный труд, как единственное средство борьбы со «злыдней», как называл он нехватки и недостатки, порой ожесточал его, о чем он всегда горько сожалел и в чем раскаивался. Точных свидетельств о том, как они стали друзьями, дать затрудняюсь, но тут и так ясно, что Коля Долголев, тоже писавший и печатавшийся в смоленских газетах, не мог не заметить появления. Почесывая искусанные комарами, исцарапанные ноги, жмурясь от света, он становился на четвереньки, точно прислушиваясь к звукам околицы, хотел убедиться, что да, день начался, а потом уже и вставал.
В году он женился на этой девушке, которая и стала нашей матерью. Время было трудное. Однако все это достигалось не волшебством, а умением и трудом. Думаю, что для историков, если бы ее разыскать, она могла бы представлять немалый интерес, но для кузнечной работы она была малопригодна, так как ни должных кромок, ни необходимых отверстий на ее рабочей плоскости не имелось, и работать на ней оказалось крайне неудобно. Так что домашние занятия вечерами для всех нас были весомы и полезны. Александр же, хотя и значился запасным, как раз тогда получил предложение заместить секретаря в Ляховском сельсовете, поэтому в кузнице был занят от случая к случаю.
Такой мелодичной, прекрасной была эта музыка, что, бывало, если вдруг где-то заиграет пастуший рожок, человек замирал и слушал затаив дыхание. А раз он тонул и торбу не бросил, то из нее булькали пузыри — буль-буль-буль. Еще больше его удивило слово «подпирязан» вместо «подпоясан». It showed the works of students of arts and crafts school No. Как одну, так и другую он певал по-белорусски, как довелось ему слышать. Все это было любопытно для Ивана Ильича: в лесной глуши он встретил крестьянскую семью, которая жила, как говорится, «не хлебом единым». Не помню уж, то ли выпивал малость, то ли нет, но каждый раз, приезжая домой, он от души пел. В разных местах отбивали и точили косы — каждому хотелось показать себя, не ударить лицом в грязь. Бывали случаи, когда отец неодобрительно подмечал его пассивность в работе. Сядет, бывало, отец, думает, рассуждает вслух: «Хорошо бы железом, надежно и просто! Возвращаясь из очередной отлучки и рассказывая о предстоящих делах, он умел приподнять в семье настроение, убедить, что дела не так-то уж и плохи, что встречи и беседы с нужными ему людьми были удачны, что все идет «слава богу».
Произошло это на моих глазах каким-то утренним часом, в весенне-летнюю пору, когда Шура, наверно, был в поле со скотиной. Семейную жизнь пришлось начинать, как говорят, «с мозоля». Пачки убывали, и отец огорчался — бумага недешева. Ни фамилия, ни отчество, ни то, что он смоленский, не натолкнули на мысль: «А не родственник ли погибший поэту Твардовскому? Зинаида Ильинична Осталось тайной, как он ему достался: может, у кого-то выменял, может, это был подарок Ивана Ильича,— известно, что учительствовать он стал, демобилизовавшись из рядов Красной Армии,— шлем был не новый, и потому он был по-особому дорог Шуре: о гражданской войне, о красной кавалерии, о Буденном он уже многое слышал и читал и теперь носил этот шлем с чувством решительной готовности стать воином Красной Армии. Каждое хуторское хозяйство обходилось своим пастбищем, своими пастухами. Как же так? В году, там же в Белкине, родился первенец—сын Константин, а в м, как раз в том году, когда отец купил в рассрочку участок пустовавшей земли, вошедшей впоследствии в деревню Загорье, родился Александр. Шура и я. Но все было как прежде, и учитель Исидор Иванович Рубо ничего не говорил. Кондратович пишет: «Трифон Гордеевич уже совсем осатанел в работе, готов был часа не спать В таких случаях, обычно более младшим, он выражал свое неудовольствие словами: «Эх ты, мой маленький дармоед! Укрывались одежками.
км и высотой верх- ней границы 10 км. В силу объективных причин сеть Тагил: НТГСПА, – С. – Вершинин В.Л. Амфибии и рептилии Урала. В настоящем выпуске научного журнала «Вопросы педагогики» по традиции ученым, специалистам, педагогам предоставляется возможность познакомиться с.
Крестьянский сын Иван из рода Твардовских. Основная же сложность, как считал отец, заключалась в том, чтобы за минимальное количество нагревов получить правильный обух, его ударную часть определенной толщины и размера, строго одинаковой толщины щечки, совершенно правильной и точной формы отверстие для насадки на топорище с учетом его соотношения с главной, рубящей частью топора — лезвием. Тянулся, терпел Константин, хоть доставалось ему крепко. Если, например, наша мать возвращалась с побывки в своей родной семье, то отец спрашивал примерно так: «Ну, как там твой Митрофанушко? Понимая мое смущение, Александр увел меня к качелям, где я первый раз в жизни испытал круговой полет.
Все отличалось тщательностью: строгостью линий, чистотой граней, даже, сказал бы — красотой, изяществом. Наше пристрастное мнение о стихах брата создавалось, видимо, под влиянием отца. На отвоеванных у кустарников нивах озимые подопревали, и их нередко приходилось пересеивать яровыми. Постояли мы молча, поклонились курганской земле, как подсказало сердце. Но это только при беглом сравнении, а присмотревшись, можно было и тогда, в их юношеском возрасте, заметить, что у Константина и плечи пошире, и грудь пополнее, и движения тверже — все подтверждало наличие силы.
Пробы Лирика капсулы 300 мг Верхний Тагил Но военные травмы не прошли даром — нервные потрясения вывели его из строя полноценных, он захирел душевно, и в году в городе Кургане покончил с собой, бросившись под проходящий поезд. Пожалуй, можно все же сказать, что повезло памяти о роде Твардовских, о его истории. В работе,. Возвращаясь из очередной отлучки и рассказывая о предстоящих делах, он умел приподнять в семье настроение, убедить, что дела не так-то уж и плохи, что встречи и беседы с нужными ему людьми были удачны, что все идет «слава богу». Вон как пишет!
Не сразу согласился Гордей Васильевич на настойчивую просьбу сына: опасался — кузнечное дело требует физической силы, а сынишка—так себе, не вышел Писал он мне с Кубани, где жил и работал вскоре после войны:. Даже самые ранние его стихотворные опыты не прошли мимо внимания отца. Рослый юный Шура пел эту песню, стоя в кругу собравшейся семьи. Приход их был неожиданный, и первое, о чем поспешили сообщить, было то, что умер Владимир Ильич Ленин. Как самый близкий человек, он своим теплым, сыновним словом ободрил ее, напомнил, что рождение человека — святое право женщины, что лишних детей просто не бывает и что все мы рады появлению братика. Учился Шура легко. Все это, как рассказали родители, коснулось и моего младенчества, но многими свидетельствами родных отмечено особенное влечение дедушки к внуку «Шурилке». Как же так? Но сама она, помнится, как-то сидя за шитьем, называла бедой, что нас так много. Я упомянул лишь о том, что было нам хорошо известно из имевшегося у нас некрасовского тома впоследствии я узнал, что это был второй том двухтомника Н. То Александр что-то прочтет, то Николай, а мы, кто сидя, кто стоя, слушаем. Трифон Гордеевич человек очень сложный, в его характере щедрость уживалась со скупостью, доброта с безучастностью. Бабушка, человек исключительной доброты, всегда знала, кто из нас где, чем занят, поел ли, одет ли как следует, есть ли на руках вязанки варежки , кому нужно починить штаны или пальтишко. Но вот это
Работали платные качели, все было наполнено праздничным гулом. Много эпизодов, которые до сих пор помнятся отчетливо, связано с дорогой на базар в Починок, с поездками туда вместе с отцом. Мысленно он всегда был в ином мире, что не всеми и не всегда угадывалось. Вообще, к слову сказать, в нашей семье танцоров и плясунов не было, за исключением брата Павла, который за эту свою способность был поощряем отцом с самого детства. Дедушку Гордея и бабушку Зину отец перевез из Барсуков к себе в Загорье, и семья стала состоять из шести человек. Управившись с делами по хозяйству, семья начинала жить другой жизнью. Приостановился, молча смотрел.
Была еще и «Белая горка» — жиденькая рощица березок; был и «Большой луг». Приход их был неожиданный, и первое, о чем поспешили сообщить, было то, что умер Владимир Ильич Ленин. Соседи Ивановы жили совсем рядом с нами. Каждый день с нетерпением я ждал прихода Шуры из школы в надежде услышать что-то новое. Младшему, Павлику, год от роду, но и он тоже считался едоком, как в шутку и всерьез говорили в те времена. Других же, обычных рабочих лошадей у нас не было —держали всегда только одну. Но смысл этого слова недостаточно полно передает своеобразие написанного Иваном Трифоновичем Твардовским. Матери не нравилось, когда он употреблял приставку «ти», а также слова «бяды», «гады» «Жили чумаки тридцать три гады, не видали чумаченьки над собой бяды» , но он считал, что нужно петь именно так, как поется песня в народе, с характерными особенностями местного говора. Осенью года начал отец строить кузницу. Это нужно было для управления ударом. Собирали его из разного подсобного материала, то есть не из бревен и даже не из бревнышек, а из всего того, что по нужде идет в дело: и плаха, и жердь, и тесина, и завалящая рама — лишь бы можно было обойтись до поры до времени.
Игра эта была очень модной в Загорье, и нередко принимали в ней участие уже совсем немолодые люди. Брату хотелось испытать себя, да и доказать, что он тоже может не хуже. Пасти скотину, как помню, мать будила брата Шуру. Кузнечный мех, тисы, наковальня, приспособления для ковки лошадей и все прочее. Такой мелодичной, прекрасной была эта музыка, что, бывало, если вдруг где-то заиграет пастуший рожок, человек замирал и слушал затаив дыхание. В книге есть и вольности в изображении внешности Трифона Гордеевича: « Когда собрали, то оказалось, что все они совсем бросовые, старые, с «лопотухами», как называли тогда растянутость полотен. Это нужно было для управления ударом. Нужен был тес, или дранка, или хотя бы щепа, но ничего такого сделать своими силами не могли. Но когда об этом узнал Александр, то посоветовал кличку изменить, посчитав бестактностью такое решение. В душе отец не только любил Александра, но и гордился им. Но Коля не спешил сообщить о себе, очень долго Александр ничего о нем не знал. О трагической кончине Васи мы узнали только через год, в м.
Бывало, отец брал том Некрасова, который мне запомнился отменным ярко-красным переплетом, с тиснением имени автора и форматом более укороченным, чем тома Пушкина и Лермонтова. Писал он мне с Кубани, где жил и работал вскоре после войны:. Всех нас он собрал, позвали и отца, и, хотя мы все знали, начал с того, что «родился братик, что надо дать ему имя, что это должно быть нашей радостью». О наковальне придется упомянуть особо: была она музейной редкости, творением неких далеких мастеров. Лодырей и бездарностей открыто высмеивал. Взрослым они позволяли хоть на минуту сбросить с плеч тяготы жизни, а для нас, детей, были и вовсе ни с чем не сравнимы. Ученье сводилось к тому, что Александр давал задание что-либо прочесть из какой-нибудь книжки или же выучить наизусть стихотворение и рассказать. На торец обрезка дерева насыпалась измельченная окалина и добавлялась небольшая доля машинного масла, получалась как бы паста. Прежнюю свою обязанность — пасти скотину — он передал мне. Вот и все, что видели и чем жили. Летом года Александр еще не знал, что учеба его надолго прервется — Белохолмская школа должна была закрыться. Книга не являлась редкостью в нашем домашнем обиходе. Работа эта воистину адская, и тут доставалось и кузнецу, и особенно молотобойцу. The research is based on the genealogical method.
В таких случаях, обычно более младшим, он выражал свое неудовольствие словами: «Эх ты, мой маленький дармоед! Такие утренние «прогулки» весной и летом совершал он как бы совсем не в счет своего рабочего дня. А однажды, опять же из школы, Шура пришел в буденновском шлеме, какие носили красноармейцы двадцатых годов. Он послушает тебя, упершись взглядом, взвесит грусть твою и Несметное число галочьих или грачиных гнезд прямо в деревне, возле хат. Петь же он любил, как и отец, и хотя нельзя сказать, что обладал большим голосом, однако слух у него был отменный.
А потом и продавать уже нечего стало. Надо думать, читал он его уже вторично, то есть сначала про себя, а потом уж для нас. И получился «торб-буль»! Запоздали мы потому, что долго не могли найти для нас ни одежды, ни обуви, в которой не стыдно было бы показаться на людях. Часто и подолгу рассказывал дедушка внуку истории из солдатской жизни, о битвах, о геройских подвигах русских солдат на войне. Избушка и в дальнейшем долго еще служила: на моей памяти была она и амбаром, и погребом, а в летнее время —ледником, для чего ранней весной туда закладывался и утрамбовывался мокрый снег. На отвоеванных у кустарников нивах озимые подопревали, и их нередко приходилось пересеивать яровыми. Вместе со мной, тоже впервые, пошла и сестра Анна, будучи двумя годами старше меня. Болели руки. Возвращались мы домой под вечер, жара спала. Александр же, хотя и значился запасным, как раз тогда получил предложение заместить секретаря в Ляховском сельсовете, поэтому в кузнице был занят от случая к случаю. В посадках, которые мы по-детски называли «наш сад», «питомник», Шура с упорным тщанием пробовал делать прививки, которые не хотели приживаться. Утром следующего дня мы расставались.]
Еще выделялся в семье Шура особой приметливостью и выдумками. Случалось, что произносил он это слово без гнева, как бы шутя, если замечал, что приказание его хотя и исполнено, но без должной охоты, без рвения. Осталось тайной, как он ему достался: может, у кого-то выменял, может, это был подарок Ивана Ильича,— известно, что учительствовать он стал, демобилизовавшись из рядов Красной Армии,— шлем был не новый, и потому он был по-особому дорог Шуре: о гражданской войне, о красной кавалерии, о Буденном он уже многое слышал и читал и теперь носил этот шлем с чувством решительной готовности стать воином Красной Армии. Самостоятельно он не мог, например, запрячь лошадь и куда-нибудь поехать: в поле пахать или боронить, на мельницу или по дрова; верхом на лошади тоже не ездил, и получалось так, может, даже потому, что ему не очень доверяли лошадь, поскольку бывали у нас очень норовистые, горячие лошади. В таких случаях, обычно более младшим, он выражал свое неудовольствие словами: «Эх ты, мой маленький дармоед! Мечта отца — дать сыновьям образование в городе — не осуществилась, и ребята продолжили учебу в селе Ляхове, что от нашего хутора находилось в четырех-пяти верстах.